Наш бронепоезд. Даешь Варшаву! - Страница 44

Пашка запрягал. Герман выкапывал «шрифты». Командирша возилась с мешками, навешивая бирки.

– От чьего лица опечатываете? – мрачно поинтересовался Герман.

– Ломбард № 5, – Катя озабоченно капала сургуч. – Только тут не разберешь без лупы. – Не тряситесь, все нормально будет. Мы хоть и непроверенные, но в авторитете. Без указаний Москвы нас никто не тронет. Команда на броннике – стойкая. Сплошь коммунисты. Тебе, Паш, понравится.

Нельзя сказать, чтобы Пашке так уж понравилось. Особенно когда оружие и тяжелые мешки сдавали. Каптенармус, правда, шутил, когда номера записывал, с ходу предложил один «маузер» на «веблей» поменять. Редчайшая штука, с клеймом английской королевской короны. Катя посулила один «маузер» на ящик патронов и два запасных диска для «льюиса» сменять. Вообще, командирша выглядела веселой, подшучивала. Это малость успокаивало.

Лошадей погрузили в вагон в хвосте поезда. Пашка помогал заводить. Было грустно – свыкся, лошадки хорошие. Добротную бричку, что оставляли у насыпи, тоже было жалко. Уж подумывал, как бы на паре лошадок домой заявиться. Теперь-то тю-тю упряжка.

Пашка рысцой добежал до броневого вагона, откуда махала Катя. Бойцы подхватили за руки, втянули вовнутрь. Паровоз уже дал гудок, лязгнули тяжелые сочленения бронепоезда.

– Проходи, братва, располагайся.

В узком каземате, у бойницы со снятым пулеметом, стояли грубо сколоченные трехэтажные нары. Улыбался Прот. Мигом за шею уцепилась смеющаяся Витка:

– Ой, здоровий, Павлушка!

– Садитесь, – сказала Катя. – В тесноте да не в обиде.

Последним в узкое пространство втиснулся мрачный Герман. Витка церемонно протянула ему ладошку:

– С возвращением, Герман Олегович. Не скучали? А я так дюже.

– И мы скучали, между прочим, – Герман неуверенно улыбнулся. – Какая вы нарядная, Виточка.

Девчонка в наряде сестры милосердия действительно выглядела как-то иначе. Куда тот заморыш оборванный делся? Ну держись, ваше благородие.

– Все живы, все веселы, – уже хорошо. Переходим к текущим делам, пока никто посторонний не влез. Во-первых, куда ты, товарищ Павел, башку сунул? И кто вас учил таким тряпьем головы заматывать?

В дверь отсека без стука сунулся короткошеий боец в кожаной тужурке, под которой виднелась голая потная грудь. Махнул котелком:

– Катерина, я вашим хлопцам каши приволок. Небось, голодные? Пойдет?

– На таких, как ты, Степан, мир держится, – проникновенно заявила Катя. – Заваливай, как свободен будешь. За жизнь поговорим.

– А то! – боец щербато оскалился и исчез.

Пашка заглянул в котелок, полный гречневой каши с мясом, переглянулся с Германом.

– Екатерина Георгиевна у нас в авторитете, – пояснил Прот, протягивая две новые ложки. – Хорошо живем, товарищи революционные разведчики.

* * *

Троцкого было жалко до слез. Пашка его живьем ни разу не видел, но слыхал рассказы доброй сотни людей, которые были с вождем знакомы и с восторгом отзывались о Льве революции. Мотор, неутомимый пламенный мотор революции. Без него худо будет. Удержимся, спору нет, но нажмет буржуазия. И насчет перемирия народ сомневался. Обманут беляки, дипломатия у них изворотливая, столько лет врать учились. Разве им доверять можно? Хотя передых тоже нужен. В этом вопросе все бойцы сходились.

Пашка сидел с пулеметчиками у приоткрытой бронедвери. За день броневой металл нагревался так, что к любому сквознячку команда как к стакану самогона тянулась. Свободные бойцы разговаривали о будущем – как оно повернется, когда Петлюру раздавят? Пашка чувствовал себя своим, братва приняла без вопросов.

– Ну, Павлуха, че разведка-то думает? Куда дальше развернемся?

– Ну, нам в лес по прямому проводу брякнули, что на север ударим, – Пашка усмехнулся. – Или на юг. Я вот думаю, что конкретно командованию посоветовать. В таком деле с кондачка не решишь.

– Вот прицепливые, что вы хлопцу покою не даете? – захохотал Степан. – Служба есть служба. Знаешь не знаешь – молчи в тряпочку.

Степан был замом по пулеметной части командира бронеплощадки. Кривоногий крепыш питал огромное уважение к Катерине, а заодно и ко всей ее группе. Видать, успел повидать командиршу в деле. О произошедшем в городе, о гибели товарища Троцкого со всем штабом переговорщиков говорили смутно. Пашка не выспрашивал. Во-первых, народ себя винит, многие из команды бронепоезда непосредственно в отряде охраны переговоров состояли. Во-вторых, Пашка в глубине души опасался вызнать, что Катерина к тому делу руку приложила, – с нее станется, для нее ни красных, ни белых особо не существует. Свою правду командирша гнет. Хотя про ее охоту на петлюровских лазутчиков болтали много, да с такими фантастическими подробностями, что опять-таки не до конца верилось. Но то, что Катерина гайдамаков люто ненавидит, Пашка и раньше отлично знал.

Впрочем, петлюровцев сейчас вся братва была готова голыми руками душить. На головной бронеплощадке «Товарища Троцкого» ехали деникинцы – двенадцать белых харь во главе с генералом Хомовым. Генерал был натуральным – пузатый, злой, глазами так и сверкал, но пасти не разевал. И то правда, беляки были не робкого десятка, ехать в окружении идейной коммунистической команды не робели и даже выползали на кратких остановках прогуляться вдоль поезда. Вышагивали вызывающе аккуратные, в своих черных гимнастерках, в нашивках и погонах с полковыми вензелями, с цацками на груди за «Ледовый поход» и прочие «победы». Держались смело, и задевать их команде «Товарища Троцкого» было категорически запрещено. Ну и не задевали, успеется. Сначала на Петлюру нажмем, пусть и беляки со своей стороны помогут, хоть какая от них польза.