Наш бронепоезд. Даешь Варшаву! - Страница 49

– Вот сопля дурная, – прошептал пулеметчик за спиной Пашки. – Сам к стенке лезет.

Комиссар Хван повернулся к строю.

– Товарищи! Именем революции провокаторы приговариваются к высшей мере социальной ответственности. Приговор приказываю привести в исполнение немедленно.

– Комиссар! – генерал Хомов шагнул вперед, за ним не слишком слаженно, но единодушно шагнули офицеры. – Вы срываете договоренность. Мы категорически протестуем! Из-за трех малолетних глупцов вы рискуете…

– Согласен – дурни они сопливые, – комиссар яростно ткнул растопыренными пальцами в сторону отшатнувшихся пленных. – А там хлопец лежит. Честный, геройский, ему жить бы да жить. Мы революцию в спину расстреливать не дадим. Пяться на место, генерал. Разговор окончен. Что вы белорыцари без страха и упрека, я слыхал. Только сейчас под руку не лезьте.

С бронеплощадки отчетливо звякнули нацелившиеся на кучку офицеров пулеметы.

– Вы ответите, Хван, – сухо сказал генерал.

Комиссар кивнул и повернулся к строю:

– Добровольцы есть?

Из строя шагнули десятка два красноармейцев. Пашка видел Степана в кожанке, с неуклюжим «Шошем» за плечом.

Комиссар прошел вдоль строя. Пашка боком ощутил, как подобралась командирша, нет, не шевельнулась, но тело ее, гибкое и легкое, мгновенно перешло из расслабленной настороженности к напряжению скрытой стальной пружины, задень – разогнется, отшвырнет в долю секунды. Пашка с тоской подумал, что собственные, куда более рельефные мускулы, и в жизни до такой степени не натренировать. Для того нужно не гири качать, а настоящим котом-тигром родиться.

Рукоять кувалды, стоящей рядом с сапогом, Пашка придержал кончиками пальцев, потому как дернулось плечо прапорщика. Простой он парень – не мозгом, а твердым лбом думает, к тяжелой железке тянется. Витка вздохнула. Качнулся, но ничего не сказал чекист рядом с ней.

Глаза у комиссара были воспаленные, красные:

– Ну, товарищ Мезина? Дело не женское. Хлопцам своим прикажи. А то сидите, ни рыба ни мясо. И закроем вопрос.

– Никак нет, товарищ комиссар, – тихо и четко сказала Катя. – Группу засветите. Нам высовываться не положено. Будьте добры ответа из Москвы дождаться.

– Не дури, Катерина, – устало сказал Хван. – Не кисейная барышня отговорками отговариваться. Здесь я командую. Ну-ка, хлопцы, выходите.

– Не дам группу, – мягко сказала Катя. – Приказ из центра будет, тогда и командуйте. И кончайте цирк, Иван Денисович. Видали мы уже такое.

Хван кивнул. Не отводя взгляда от безучастного как маска лица девушки, бросил чекисту:

– Под замок их, Борис. Парашу поставьте, и пусть сидят. Башкой отвечаешь.

– Что ж ты, Катерина? – сказал чекист, подсаживая путающуюся в платье Витку. – Нашла время кобениться. Юнкеров один черт в расход отправят. Твои-то хлопцы на чистоплюев не похожи. Рассчитались бы за парнишку, и совесть бы не мучила.

– Не спорю, – согласилась Катя, легко взбираясь в вагон. – Только в нашей работе свои понятия есть. Тонкости. У нас свои, у вас свои. Разница, понимаешь, Борис Борисыч?

– Мудришь. А нам теперь ни чихнуть, ни пернуть, – сиди, вас сторожи.

У стены склада коротко перестукнул винтовочный залп.

Камера – не камера, ящик – не ящик, – железная коробка размерами в рост человека. Из мебели – только зарешеченное вентиляционное отверстие. Хорошо еще, огорченные чекисты принесли пару шинелей из вещей заключенных. По доброте душевной сунули и котелок с водой.

Сидеть было тесно – ноги толком не вытянешь. Сквозь тонкую подстилку из жеваной офицерской шинельки ощутимо отдавался перестук колес. «Товарищ Троцкий» двинулся дальше.

– Что вы молчите? – спросил Прот, ерзая. – Они быстро умерли. А мы – еще неизвестно.

– Того и молчим, – пробурчала Катя. – Ты чего кряхтишь? Неудобно? Сюда садись, – она пнула сапогом мятое ведро с крышкой. – Садись-садись, привыкай к коммунистическому быту.

Пашка очевидный выпад против самого прогрессивного строя на земле решил пропустить мимо ушей. Не время. Вон Германа только тронь – взорвется.

Прапорщик и так зашипел, готовясь сдетонировать:

– Ну, Екатерина Георгиевна, что дальше? Сидеть будем, как кролики? Нужно было сразу рвать, выскочили бы…

– Перестань, пожалуйста, Гера, – Вита ухватила его за рукав. – Куда выскакивать? Не там же под пули прыгать было. Почекаем.

– Золотые слова, – согласилась Катя. – Теперь будем ждать, ибо больше делать нехер. Вляпались. Ты, Герман Олегович, уж прости, но я бы тех сопляков… За глупость, у-у…

– Я их оправдывать не собираюсь, – ледяным тоном отчеканил прапорщик. – Но расстреливать детей преступно.

– Мальчишкам стрелять других мальчишек тоже не слишком здорово, – пробурчала Катя. – Замнем. На повестке один вопрос – какого хрена делать? Багажом до Одессы трястись? Запасные варианты? У кого чего полезного и обнадеживающего в карманах имеется?

Полезного оказалось немного: у Пашки в кармане шаровар завалялась пара тяжелых гаек, оставшихся с ремонтных работ, коробок спичек, памятный хронометр, да еще за голенищем хранилась ложка. У Германа неожиданно обнаружилось непонятно зачем ему нужное зеркальце, расческа и потертый футляр от очков. Прот, оказывается, хранил на животе свою драгоценную тетрадь и пару отточенных карандашей с металлическими колпачками. У Витки не было ничего полезного, кроме пары новеньких изящных носовых платочков с кружавчиками. Совершенно ненужная буржуазная ерунда.

– Витуля, ты от еврейских корней отрываешься, – серьезно сказала командирша. – Ты не девушка должна быть, а рог изобилия. Кто сорок лет бродил по пустыне, приторговывая мацой, галантереей и скобяными товарами?