– Правильно, – поддержал ремонтник. – Наверняка швырять нужно. Тут хвастать не перед кем.
Все, и даже Герман, враждебно уставились на капитана. Тот немедленно возмутился:
– Вы, господа, прекратите. Я, с вашего разрешения, готов и в лог спуститься. Отвык-с бояться.
В ложбине зарычало, заскрежетало, и наверх выбралось страшилище, которого Пашка и в жутком сне не видел. Ромбовидное, похожее на гигантский утюг, раза в три больше шустрого «Рено». Тяжело повернулось, показав башенные спонсоны с пушками и пулеметами. Поочередно бабахнули оба 57-миллиметровых орудия, дали по короткой очереди пулеметы, и монстр, не обращая внимания на свинцовый горох ответного огня, уполз в лог, словно погрузился в трясину.
– Англичанин, – сказал капитан, нервно обтирая рот. – «МК-V», в нем весу под сорок тонн.
Танк производил жуткое впечатление в основном своим нелепым видом, ну и пушками, конечно, тоже. Единственная, на кого близость чудовища не произвела впечатления, была, понятно, Катерина.
– Утюг самоходный, – без всякого уважения заметила командирша. – Слушайте, нас здесь скорее пулеметы «Троцкого» уложат. Куда вторая группа пропала? Надо бы делом заняться.
– Да повернули они, – сказал ремонтник. – Уж не знаю, каким чудом мы проползли. Вы, товарищ Катерина, и в эту самую… без мыла влезете.
– Попрошу без пошлости, товарищ Кузьма. В приличном обществе находимся, – Катя коротко улыбнулась. – Значит, я постараюсь «Троцкому» сигнал подать. Только сначала нам нужно вражеских наблюдателей ликвиднуть. Иначе стоит высунуться к танку, они нас без всяких бронеужасов похлопают, из винтовочек. Ваше благородие, вы как насчет рукопашного боя?
– В каком смысле?
– Свиней когда-нибудь резали? Вижу, что нет. Паша, придется тебе со мной сползать. Только осторожненько, – Катерина вытянула из-за голенища немецкий штык.
– Да вы что? – штабс-капитан даже под копотью побледнел. – Разве отсюда нельзя?
Тут из лога выбрался «Рено», пальнул по бронепоезду. Едва танк покатился назад, как Пашка получил ободряющий хлопок по плечу и, не успев опомниться, оказался ползущим за командиршей. Остаток расстояния до невысокого гребня преодолели броском – Пашка с карабином в руках прыгал следом за девушкой. Оказалось – опоздал. Усатый фельдфебель зажимал проколотое горло, между пальцев бил фонтанчик яркой-яркой крови, и глаза у фельдфебеля были удивленные-удивленные. Катерина добивала второго – молоденький солдатик успел лишь коротко пискнуть.
– Никогда не болтай на посту, Паша, – пробормотала Катя, толчками сапог распрямляя ноги убитого. Фельдфебель еще умоляюще смотрел, девушка жестоким толчком перевернула его лицом вниз и в следующую секунду уже ползла обратно вниз по гребню. Пашка изо всех сил старался не отстать. С опозданием сообразил, зачем она умирающего дергала: чтобы со стороны низины убитые наблюдатели выглядели естественно.
Перекатились к своим, распластались за ненадежным укрытием. Все в молчании смотрели, как Катерина вытирает и прячет штык. Командирша так же молча вынула из кармана гимнастерки зеркальце, принялась ловить луч солнца.
– С холма заметят, – пробурчал Герман.
– Предупредить своих все равно не успеют.
С «Товарища Троцкого» ответно бахнула пушка – сигнал, поданный солнечным зайчиком, разглядели.
Пашка сжимал в руке тяжелую связку гранат – ни дать ни взять утяжеленная гантеля. Неудобная, если честно. Рядом устроился самоуверенный штабс-капитан с такой же связкой. Катерина распласталась впереди, слышно, как бормочет, обзывая бутылки с керосином «дурацкими коктейлями». Вообще-то, командирша бывала ворчливой, как старая бабка. Сколько же ей лет, по правде-то? Красноармейцы с бутылками керосина отползли вперед и чуть правее – с «танки» их, может, и заметят, да уже поздно будет. Бить решили всем сразу – сначала керосином и следом гранатами. Бутылки могут и не разгореться, тогда гранаты подпалят. Если что не так пойдет, можно повторить – запас «горилки» имеется, да только вряд ли фокус удастся – постреляют гранатометчиков. Пашка уже чуял, как стоит встать, и ударят пули под вздох, порвут диафрагму, кишечник продырявят. Тьфу, черт, плохо когда анатомией интересуешься. Постреляют как пить дать. Герман, залегший сзади с пулеметом, не сильно-то поможет.
Да где же танк? Уже, наверное, минут десять прошло.
Когда земля завибрировала от тяжелого движения, Пашка почти обрадовался. Ждать уже никакой мочи не хватало. Показалась нелепая башенка-голубятня, затем, давя гусеницами неподатливую сухую землю, из лога выбрался сам «англичанин». Красноармейцы торопливо зачиркали спичками, поджигая тряпки-запалы. Поднялись, замахиваясь… Но еще раньше Катерина распрямилась как пружина, взмахнула рукой, бутылка, мутно блеснув на солнце, полетела на спину железному слизняку, беззвучно лопнула в грохоте 150-сильного двигателя.
«Англичанин» как ни в чем не бывало бабахнул из своих пушек. Возясь с предохранительным кольцом, Пашка невольно пригнулся.
– Эх, раззудись, плечо, размахнись, рука, – сказал, поднимаясь рядом, штабс-капитан. Улыбался офицер бледно, невесело. Связки полетели одновременно. Снаряд штабс-капитана отчетливо громыхнул по железной спине «слизняка». Пашка целил как договаривались – под гусеницу. Кажется, связка закатилась слишком далеко под низкое днище. Рассмотреть не успел – Катерина, валя на землю, рванула за шаровары. В тот же миг поднялась бешеная стрельба.
«Товарищ Троцкий» лупил всеми уцелевшими пулеметами. Бронепоезд расстреливал края ложбины, все бугорки, гребни и подозрительные тени на выгоревшей степи, стараясь прикрыть гранатометчиков. Воздух наполнился густым свистом пуль, клубились остатки дымовой завесы, рассекаемой вихрем пулеметных строчек. Пашка ошалел – казалось, бронепоезд бьет прямо по залегшим подрывникам, по крайней мере, пули взбивали пыль в считаных вершках от ног.