Наш бронепоезд. Даешь Варшаву! - Страница 35

– Мы за отчизну жизнью рисковать привыкли, – гордо заявил киевский агент.

– Да что ж вы за дауны такие? – вздохнула Катя. – И чего я взвилась? Нужно было в Центр сообщить, да и все. А я офис оставила, бегаю как дура.

– Москва не одобрит? – осторожно поинтересовался Кулаковский, перетягивая ногу жгутом.

– Да кто про вас в Москву сообщать будет? Это наши дела, региональные. О сбое в каждой «кальке» замучаешься докладывать. Знаешь что, бери-ка свою шарманку да проваливай, – Катя пихнула телефон к пленнику. Тот, не веря, потянулся, но босая девичья пятка опять наступила на аппарат. – Да, соваться сюда еще раз не рекомендую, сетевую защиту я уже заказала, на днях смоделируют, и никто из ваших из Прыжка не выйдет. Это всех «калек» данного спектра касается. Ну, об этом ваши дебилы псевдоученые и сами догадаются.

– Понял, – пробормотал Кулаковский, алчно поглядывая на спасительный транслятор.

– А я вот не поняла, – задумчиво сказала Катя. – Что вам здесь вообще нужно? Ведь все сейчас в Стамбуле, ведь там точка равновесия. И янкесы там, и наши активно пашут. Вы-то чего здесь вошкаетесь?

– Не знаю, – пробормотал Кулаковский. – Операция. Приказ есть, значит…

– Что за комедию с мальчишкой устроили?

– Отвлекающий маневр. Господа офицеры за блаженненьким гонялись, как коты за бантиком на нитке. И краснопузые заинтересовались. Пара сотен листовок, рекламный трюк…

– Ты мне мозг не разрывай. Некогда забавляться. Ну?

Кулаковский посмотрел злобно, но врать не стал:

– Пацан – индивид общей вертикали. Скользящий. Просчитывали три «кальки» с минимальной поправкой. Везде он проявлялся. Экстрасенсы-ныряльщики тоже его фиксировали. Приказано было убрать. Мешал…

Про экстрасенсов-ныряльщиков Катя слышала в первый раз, но признаваться в своем невежестве не собиралась. Вытрясать, что за «ныряльщики» такие, все равно некогда, да и без специального образования бессмысленно.

– Гандоны вы, – сообщила Катя, морщась. – Пацанов давите за свои игры дурацкие.

Кулаковский оскалился:

– Я грех на душу взял. Зато тысячи наших хлопцев живыми останутся. И победа, как ни зверейте, как ни беситесь, за нами будет. Восстанет Украина! Ты, мерзавка постельная, что здесь делаешь? Это наша земля. Наша! Сгинете вы. Все одно порежем. Не усидите.

– Земля как земля. Живите, плодитесь, размножайтесь. Только вашей она никогда не будет. Не мы, так поляки, литовцы, фрицы или янкесы здесь сидеть будут. Им сапоги куда слаще лизать, чем клятые москальи речи слушать, да? Не будет здесь покоя. У вас же народ хороший, да вот и такие, как ты, имеются… В лицо лыбитесь – в спину стреляете.

– Что ты понимаешь? Вы Украину веками грабили да унижали, хлеб да уголь, как пиявки ненасытные, высасывали. Что ты о нас знаешь, москвичка?

– Пасть закрой. Я на твой садик вишневый не претендую. Только эта земля и мне не чужая. Я под Львовом в 41-м и в Крыму в 42-м не в шезлонге валялась. И парни, что там гибли, были и с Полтавы, и с Твери, и с Казани. Гавкни еще на эту тему – башку разнесу.

Кулаковский пробормотал, глядя в землю:

– За что? Мы сейчас в «кальке». На Основной поток все равно не повлияем.

Катя махнула «маузером»:

– Ладно. С тобой дискутировать – все равно что с мышью лабораторной. Ногу перетянул? Тогда присягу приноси и пошел вон.

– Какую присягу? – с ужасом прошептал агент.

– А то не знаешь? Проиграл – пальцы оставь. Нож есть?

– Нет! – взвыл Кулаковский. – Не смей! Садистка! Овчарка людоедская!

– Это точно, – согласилась Катя. – Я убийца, а ты любознательный путешественник во времени. Подумаешь, мирные переговоры взорвал. Шалость невинная. Я тебя не трону. Ты или сам все сделаешь, или здесь останешься.

– Сука! Псина скудоумная!

– Ну какая я сука? – усмехнулась девушка. – Я – Екатерина Георгиевна Мезина. В данном случае представляю частный концерн «Миллениум», где имею честь занимать должность секретаря-референта. В будущем надеюсь перевестись в оперативный отдел. Если есть претензии, можете направить официальную жалобу начальнику регионального управления. Ты руками сделаешь или из ствола помочь?

– Палачка чекистская! Тварь! Мало вас стреляли! Продались жидам, проститутки сионистские! Мародеры, псы московские…

– Где-то я все это уже слышала, – заметила Катя, поднимая «маузер». – Ты продолжай, только грабли выставь. Лохмотьями получится, да ничего, переживешь.

– Падла, – застонал Кулаковский. – У Багдашки «перо» возьми. У него должно быть.

Пятки липли в крови – осколки гранаты сплошь изодрали спину парнишки, лежащего у двери подвала. Катя с трудом нащупала ножны с узким ножом.

– Чтоб ты сдохла, – прорычал Кулаковский, ловя нож. – Изуверка.

– Утомляешь, – вздохнула Катя. – Может, шлепнуть тебя, да и все?

– Тварь, тварь, – загнанно бормотал агент. – Я же тебя мог…

– Покороче, – предложила девушка, целясь ему в лоб и подвигая ногой телефон. – Решай. Вот прямо на трансляторе ампутируй. Очень символично. Советую начать с правой длани…

Такое Катя уже не раз видела. Крепкие мужчины, разрываясь между слепым инстинктом самосохранения и осознанной жаждой жизни, матерясь и плача, отсекали собственные пальцы, заматывали кровоточащие обрубки и уходили. Древний способ. Дикий. И в наше время не слишком-то надежный – питаемый ненавистью человек, даже без больших пальцев на руках, способен оставаться страшным врагом. Только Катя прошла ту самую первобытную школу и более милосердного способа оставлять врагов в живых просто не знала.